11.03.2009

Жизнь — проста, как хлеб

Среди земледельческого рода есть немало людей уникальных. Есть орденоносцы, есть герои. Есть настоящие таланты. Но есть тысячи женских судеб, незаметных для чужих людей, простых и похожих одна на другую. Они и рассказали бы о себе, эти сельские женщины, да не очень умеют. И кто их будет слушать?

Когда родилась маленькая Наденька, судьба, казалось, приготовила ей подарок. Ведь появилась она на свет 8 марта. Кому же, как не ей, дарить женское счастье?

За свои семьдесят лет Надежда Бугай никогда и не сетовала на свою участь: были и радости, было и горе. Детей рожала и хоронила. Муж любил, хотя и прожили с ним мало. Но все это — как отдельные кадры из фильма. А вот что было всегда — так это работа, работа, работа. Куда же без нее сельской женщине?

Жизнь колхозная

— Знаете, ни одну работу я так не любила, как в поле, — сразу без длинных вступлений начала Надежда Андреевна. — Может, кому-то и на ферме хорошо было, там женщины неплохо зарабатывали. А я сразу на свеклу пошла. Как же я любила эту работу.

Сложно найти в селе человека, которому бы не вбились в голову, а еще сильнее — в поясницу, те свекольные ряды. Кто о них доброе слово скажет? Прорвать, прополоть раз, потом второй — раз прошел свою норму с сапкой в руках, на всю жизнь запомнишь. А уже, чтобы полюбить такое, так надо особое сердце и душу иметь. Когда Надя стала в поле, сначала была норма два, затем — три гектара, а потом уже и по пять начали брать. Свеклы тогда в хозяйстве сеяли много, а вся техника к ней — сапа и руки. В сезон за возделывание одного гектара можно было заработать двести рублей. Деньги те казались огромным капиталом, поэтому женщины не жалели своих рук и больных поясниц. Потому что все они еще и помнили, как начинали заработки не с рублей, а с трудодней.

Нынче выглядит просто абсурдным, что за год у колхозницы должно было быть 350 выходов на работу. Нехватку календарных дней и сезонную занятость компенсировали тем, что порой приходилось работать еще и ночью. Вообще в колхозной жизни было много различных «казусов». Вот, например, меряет учетчик своей саженью каждой женщине из звена ее гектары, а Надя придет, она тогда уже звеньевой была, и давай все перемерять. Только уже не саженью, а своими шагами. Пока сама все поле не пройдет, ногами не перемеряет — никому не доверяет. После этого сверяются с учетчиком. Женщины знали: звеньевая не даст их ни обидеть, ни обмануть. А как же иначе, когда люди так тяжело трудятся:

— Идешь по ряду, а солнце так печет, так печет. Только и думаешь, когда до конца дойдешь, воды попьешь. Но пока дойдешь — вода в бидоне закипит. Вода не выдерживает, а женщины все терпят, терпят, терпят.

...Надюшка ходила в седьмой класс, когда Василий уже пришел из армии. Были в Копыстыне девушки и статнее, и миловиднее, и старше, а он прикипел к этой — маленькой, худенькой. А она и не знала, как на такие ухаживания отвечать. Хотя и хотела в клуб на танцы, но все отнекивалась: мне же, дядя, уроки надо учить. А Василий не отступал: на свидание и цветы носил, и конфеты. А уж яблоки, такие красные и большие, как головы — до сих пор помнит. Как только закончила седьмой класс, так и вышла за Василия. А уже замужней молодице надо к работе. Вот и приступила к свекле.

Жизнь сельская

— С мужем прожили мы недолго — двадцать пять лет, — вспоминает Надежда Андреевна. — Добрый был. И работу всякую знал, все руками мог сделать. И любились мы. Но водка его спалила. А как Василия не стало — все сама, все сама. Женщине в селе и так непросто, а уж самой — так и подавно. Хорошо, что еще дом успели вместе построить. Потому что потом все хозяйство легло на ее худенькие плечи.

Бывало, забросит на спину мешок зерна, так и несет к мельнице. Председатель колхоза однажды не удержался: «Андреевна, не жалеете вы себя. Пусть бы кто помог». А она в самом деле не знала, как это себя жалеть.

Как скажут, что завтра не в поле, а на ток, она уже и радуется. Еще на рассвете встала — быстренько потолок в комнате побелила. Затем на ток. А когда в обед пришла — то уже и стены помазала. Обедать некогда, потому что снова на работу. Зато вечером быстро пол вымыла, беленькие занавески на окна повесила — поди найди еще такую хозяйку в селе.

Все ее истории и воспоминания простые и вечные, как сама сельская жизнь. Ибо что же еще вспомнит, как не о том, как поросятам кушать варила, гной в хлеву каждый день выбирала, на работу ходила, свеклу обрабатывала... А для души — так это огород. Раненько встать, когда еще прохладно и роса не высохла — и на грядки полюбоваться. Там что-то из земли высовывается, там уже листочки расправило, там лучок, там свекла... И нигде чтобы ни одного сорнячка не было, ни одного комочка на грядке. Чтобы не говорили люди, что плохая хозяйка.

Перед домом пионов насадила. А летом флоксы как зацветут — горят. Кто только не приходил: «Андреевна, выкопай кустик». Разве ж ей жалко? А осенью хризантема так зацветет, так зацветет — кто не идет, глазом зацепится. Только когда тем всем было любоваться? Всю осень, аж до снега, тоже на свекле. Трактор немного подкопает корни, а их надо вырвать, перечистить. И все теми же рученьками на машину забросить. Они потом научились: набросают свеклу на верету, а тогда вчетвером расшатали да и раз — подбросили.

Вечером домой женщины едва живые приходят. А у нее еще и свой огород стоит. «Подожду, когда луна выйдет — и туда. При луне хорошо чистить, видно. Чищу, гляну, там далеко виден город — огни так и горят, так и мерцают в небе. Хорошо».

Там, в городе, и в самом деле все казалось таким красивым, теплым, уютным. Там тоже случается так, что люди тяжело работают. Вон сестра пошла на мебельную фабрику, так того лака надышалась, что теперь от болезней покоя не знает. Но все равно, как засветятся вечером огни в окнах, то уже и никто не увидит, как сидит возле груды свеклы в фуфайке и резиновых сапогах маленькая худенькая женщина и как светит ей луна.

...Младшая сестра Нина собралась замуж. Все готовятся, дом белят, продукты запасают. Уже и в сарай ящики с «ситром» завезли. Надя с мамой надумали в город ехать по рыбу. А тут доченька, десятилетняя Любочка, просится: возьмите с собой. Да куда же? И рыбу везти, и в автобусе людей полно, едва втолкнешься — в другой раз.

Когда с базара возвращались, Надежда еще с автобуса увидела, что в их дворе почему-то полно людей. Прибежала, а там доченька лежит. Уже неживая. Инсульт.

Хорошая ведь такая, красивая девочка была. Утром еще ей косы заплетала. А тут такое. Надя не знала, что у кого спрашивать, даже как звать людей, позабывала.

Жизнь пенсионная

Она бы и еще на ту свеклу ходила, только ее сеять перестали. Колхоза уже давно нет. Жаль, потому что богатое хозяйство было, все в нем было. Когда его не стало, жизнь в селе начала понемногу приходить в упадок. Правда, за колхозной работой никто особенно не жалел, потому что село совсем недалеко от города, так большинство и потянулись туда.

Но теперь и в Копыстыне жизнь меняется. Фермер земли взял, у него хорошая техника, поля вспахивает, засевает. Раньше по два-три центнера зерна давали за пай, а в этом году и шести центнеров не пожалели, так чего же людям жаловаться.

Порой Надежда Андреевна сама тех горожан жалеет, потому что как на такую пенсию прожить. Хорошо, что у нее на огороде и картофель, и морковь, и капуста — все свое. Да еще и пара поросят в хлеву — не пропадешь.

Оно, конечно, ничего в руки само не идет. Вон даже когда дали зерно, так все на чердак сама и перетаскала. Или попробуй с поля в хлев урожай перевези. Попросила хозяина с лошадью, чтобы помог, так он запросил за один переезд шестьдесят гривен. Кто такие деньги может заплатить?

Гривни для сельского люда большая проблема. Где их взять, особенно молодым, кто работу найти не может. Вот и спешат, кто с чем на базар. К ней тоже мужик приезжал за морковью. Худшую себе еще с осени отобрала, а эту, которая одна в одну, продала целый мешок. Сколько заработала? Да по две гривни за килограмм. Все говорят цены растут, цены. Иди возле той капусты, свеклы натрудись, чтобы потом по восемьдесят копеек отдавать.

Почему-то очень сложно людям в селе заработать. На базаре сама видела, как мясо по 40—50 гривен продавали. А к ней приехали, по восемь гривен за килограмм живого веса дали и забрали поросенка, которого год кормила. Да что об этом думать. Вон солнышко какое, скоро на огород.

...Мама сейчас в городе, с сестрой. Надежде Андреевне 8 марта семьдесят исполнилось, а маме уже девяносто. Она тоже такая трудолюбивая, такая неугомонная всю жизнь. И сейчас бы не сидела, вот только не видит.

В городе хорошо. В квартире тепло. Ремонт сделали. Новая мебель. А ей там все равно тяжело, потому что она сельская.

И Надежда Андреевна тоже из своего дома никуда не хочет. Ну как ей без огорода, своего двора? Вон председатель сельсовета говорил, что за такой образцовый порядок ей даже какую-то грамоту должны дать, да всем людям в пример этот двор показывать.

А тех грамот у нее — ого-го сколько. Да еще такие три желтенькие, блестящие штучки, забыла, как называются. Там еще с другой стороны Ленин высечен.

Ирина Козак

Источники:

1. Голос Украины